Автор: Георгий

Храни меня, мой милый ангел,

не дай растаять в тишине.

Я равнодушьем тяжко ранен.

Побудь со мной, прижмись ко мне.

 

Послушай новую поэму

об удивительной стране.

Не осуждай мою фонему

с кричащей истиной в вине.

 

Мы в ту страну уйдем под вечер,

зажжем заветную свечу.

Я негой ласк украшу встречу,

свое признанье прокричу.

Скворцы покинули гнездовье
и превратились в воронье.
Их черный ворон лестью сдобрил,
свернув сознанье на вранье.

И полетели злые стрелы
в обитель прежнего гнезда.
И что считалось раньше белым,
теперь сплошная чернота.

Не так спасли, не тем кормили,
не в ту свободу повели.
Своей заботой утомили,
до вымиранья довели.

И чем щедрее платит ворон,
тем громогласней воронье.
Тем комедийней и зловонней
в своей ничтожности оно.

Шальная осень прилетела

на летнем ветреном крыле.

Аллея парка опустела.

Печаль на парковом челе.

 

Порывы северного ветра

тиранят сочную листву.

И будто злое чудо света

закрыло в небе синеву.

 

То ливень падает на плечи,

то град по нервам бьет сполна.

Природный бог, зажгите свечи,

добавьте знойного вина.

 

Негоже летом измываться

над белой поступью ночей.

Не ждите радостных оваций

и пылких пафосных речей.

Стою у вечного огня,

смотрю на камень обелиска.

На камне нет фамилий близких,

но надпись трогает меня.

 

Она уводит в те года,

где кровью полнились шинели,

где люди гибли от шрапнели

иль пропадали без следа.

 

Где наша русская земля

в огне корежилась от боли.

Где героизм великой воли

бросали в жертву, не деля.

 

И подступает к горлу ком,

и благодарность не сдержать мне.

Вот вам мое рукопожатье,

зовите впредь меня сынком.

Акаций белые подвески

луч солнца нежно обласкал.

Они, как скромные невесты,

вздыхают под приглядом скал.

 

Их белоснежную невинность

погладил робкий ветерок

и, не надеясь на взаимность,

в траве некошеной залег.

 

И я вошел в благоуханье

природой созданных невест.

Душа полна очарованья,

звучит мелодия окрест.

 

Машук, как мог ты допустить

свершенье дикого убийства.

Рукой хмельного скандалиста

цветок поэзии загубить.

 

Иду с поникшей головой

на место взбалмошной дуэли.

Там только камни уцелели,

да дух поэзии святой.

Березка – нежная подруга

манит зеленою листвой.

Она зовет меня, как друга

под летний полог озорной.

 

А там восторженное солнце

щекочет сонную росу.

Трава вздымается спросонья,

взбодрились иволги в лесу.

 

И я с волнением вдыхаю

прохлады сочный аромат.

Душой и телом отдыхаю

и не спешу идти назад.

Эльбрус – таинственный вершитель,

двуглавый праведник седой.

Не я твой бравый покоритель.

Не я твой преданный герой.

 

Ты ясным утром выступаешь

из недр ночного бытия

и в одночасье пропадаешь

в объятьях нежной дымки дня.

 

Ловлю прекрасные мгновенья,

любуясь древностью вершин.

Стучится рифмы возрожденье

в мою обыденную жизнь.

 

И учащенно сердце бьется

при виде снежной белизны.

Его частичка остается

на склонах горной крутизны.

 

В курортном окружении Машук

взирает на красоты Пятигорска.

Бескраен завораживающий круг,

заманчивы целительные горы.

 

Стекает минеральная вода

в бюветы пятигорского бульвара.

Когда-то здесь гуляли господа,

поэзия духовная звучала.

 

И был среди восторженных гуляк

поэт, чье имя в летопись вписалось.

Взмывал его рифмованный кулак

и искра возмущения вбивалась.

 

То Лермонтов к отмщенью призывал

за гибель одаренного поэта.

Гремел его стихов девятый вал,

и брошенный призыв не канул в лету…

 

…Ищу с волненьем скорбный обелиск

писателя с простреленною рифмой.

Кладу на всякий случай чистый лист

и ветку благодарственного ритма.

На крутояре возле Волги

стоит обычное село.

Бывал там в детстве летом долгим,

считал, что в этом повезло.

Гостил в избе у бабы с дедом,

вбирал их добрую любовь.

Гонял на велике с соседом,

да так, что вспенивалась кровь.

Дивился смаком русской печки,

съедая вкусные дары.

Сбегал с дружком к великой речке

и там спасался от жары.

А дед сажал меня за весла,

благословляя на улов.

И я спешил казаться взрослым

одним движением, без слов.

И было времени не жалко

ловить движенье поплавка.

Какое счастье на рыбалке

поймать плотву иль окушка.

А после вкусненькой ушицы

испить парного молока.

Когда подобное случится?

Теперь, наверно, никогда.