Как же было хорошо

солнышком согретым.

Разгуляться бы еще,

да смахнуло лето.

Раззадорились ветра,

расхрабрились тучи.

Им бы в гущу три пера,

были бы летучей.

Застучал по головам

дождик надоедный.

Рыщет осень по дворам

ветреницей вредной.

Я лето отгулял, не думая о грустном.

С нектаром пил взахлеб земную благодать.

Закусывал лучком и яблоками с хрустом,

пытался нежность чувств березкам передать.

Балдел от синевы и солнечной улыбки,

бросался с головой в июльское тепло.

В озерах и морях купался шустрой рыбкой

и дождику был рад, как маленький телок.

Но выпавший туман заставил оглянуться,

я в спешке рассмотрел осенний небосвод.

От ветреных затей березы стали гнуться,

опавшая листва пустилась в хоровод.

И мысли понесло в унылые трущобы.

Потух веселый взгляд при виде серых грез.

Представились холмы забрызганных сугробов

и грязные дворы, знакомые до слез.

Листом желтеющим представилась грустинка.

Стремятся к осени прощальные деньки.

Спасибо августу за жаркие картинки,

за обогретые родные уголки.

Рыдает моросью капризная погода.

Свинцовым облаком накрыло Петербург.

Дай бог, наступит золотое время года

без нудных дождиков и без залетных бурь.

Пусть не минует нашу землю бабье лето

с большой надеждою на добрый урожай.

Пусть небо синее раскроется с рассветом,

и солнце ясное продолжит ублажать.

Души моей единственная нота.

В букете чувств единственный цветок.

В большой любви единственная квота,

которую мне боже выдать смог.

Я кланяюсь единственной на свете,

тянусь к ее пленительным устам.

Использую в возвышенном сонете.

Ласкаю ее гибкий, стройный стан.

И вдоволь не могу налюбоваться

глазами лучезарной красоты.

И пробую по жизни оставаться

носителем душевной теплоты.

История не учит только тех,

кто лживостью ее перевирает,

кто с дуростью на грабли наступает,

с ретивостью надеясь на успех.

Россия испытала и не раз

слепую тягу к западопоклонству,

от тайных сходок чуждого масонства,

до бешенства воинствующих масс.

Братание с французским языком

закончилось войной с Наполеоном.

А в наше время English бьют поклоны,

И say, как с чернью, с русским мужиком.

И чтобы избежать людских потерь,

ступить на те же грабли не позволим.

Проявим разумение и волю,

закроем перед наглой ложью дверь.

Я, уходя, невольно обернулся

и к солнышку тебя приревновал.

Ну почему оно к тебе вернулось

и беспардонно гладит твой овал.

Ну почему ощупывает груди

и согревает их своим теплом.

А вдруг оно лучом тебя разбудит,

а вдруг поранит огненным челом.

И я к любимой спешно возвращаюсь,

дарю с любовью долгий поцелуй.

И в упоенье каюсь, каюсь, каюсь

и до забвенья ложе с ней делю.

Как трудно добрыми словами

взломать людскую глыбу зла,

так сложно биться с сатанами,

когда уверенность мала.

Клубок сомнения уводит

в пучину страшных перемен,

где гневный гений хороводит

и сеет зло добру взамен.

Где на руинах процветанья

родится взбалмошный ковыль.

Где добродетель станет тайной,

а бессердечность включат в быль.

Моей душе легко сегодня.

Моя душа желает петь.

Мой певчий лайнер всепогодный

не даст в печали захиреть.

Лечу над милою Россией,

пою про нежный шум берез,

про то, что нет ее красивей

в местах снегов и южных грез.

Лечу над древним Ярославлем,

пою векам прошедшим песнь.

И в песне той Отчизну славлю,

несу в народ благую весть.

Лечу над славным Петербургом,

пою красой рожденный гимн.

Зову его великим другом,

а друг в душе моей один.

Долой капризы непогоды,

открой судьба печали клеть.

Моей душе легко сегодня.

Моя душа желает петь